Уильям Батлер Йейтс. Врата Плутона ('Видение А', книга IV), главы I-X

Автор: William Butler Yeats
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.

Дурак у дороги

Когда пойдут мои года
Не в гроб из люльки, как всегда,
А вспять, из гроба в люльку,
Когда петлей под ноги бряк
Веревка мыслей, что дурак
Наматывал на шпульку,

И люльки-шпульки позабыв,
Я стану сам ни мертв, ни жив,
А тенью безымянной,
Прозрачным ветром без следа, —
Быть может, встречусь я тогда
С любовью необманной.

 

I

Великое Колесо: от смерти до рождения

Корнелий Агриппа в «Оккультной философии» [1] цитирует Орфея: «Врата Плутона отмыкать не дóлжно: за ними — те, кто обитает в сновиденьях». Из этой фразы я и взял название для четвертой книги своего трактата, в которой речь пойдет о состояниях в промежутке от смерти до рождения. Мне придется много говорить о Даймоне, хотя о Даймоне мы можем судить лишь на основании Сопряженной Грезы [2]. Он [3] не переходит из фазы в фазу, однако мы вынуждены говорить о нем так, как если бы он тоже менял фазы, подобно человеку, — поскольку он влияет на человеческую жизнь то через одну, то через другую Способность, и если мы хотим усилить или, напротив, смягчить его влияние, то необходимо знать, что эти Способности собой представляют. Даймон — это связанная с человеком сущность, которая не знает добра и зла; она формирует его тело еще в утробе матери и запечатлевает в его душе свой образ. Сущность эта открывается человеку в предвидениях и озарениях, а также во многом из того, что мы называем удачами и неудачами; но сопровождать человека в его странствиях она не может, поскольку всегда пребывает в Тринадцатом цикле[4]. И опека ее над человеком не может длиться вечно, ибо, пройдя множество кругов, человек также вступает в Тринадцатый цикл, где оказывается с ней, так сказать, бок о бок, — и здесь человек в некотором смысле превосходит Даймона силой. Даймон, подобно духу 15-й фазы,  может общаться лишь с одним живым человеком, избранным, разумеется, из тех, кто еще не прошел свои двенадцать циклов; человек же, достигший Тринадцатого цикла, способен общаться с неограниченным числом других людей. Образно выражаясь, на протяжении двенадцати циклов человек и Даймон связаны друг с другом, но затем друг от друга освобождаются: Даймон — как Полная Луна, человек — как Полное Солнце; хотя с точки зрения живого человека, Луна — это он сам, а Солнце — Даймон.

Теперь следует сказать о Духовном Я, под которым создатели этой системы подразумевают «я» постоянное и неизменное. В случае с индивидуумом его можно уподобить тому неподвижному кругу — ни Человеку, ни Даймону, — который существовал до того, как началось вращение Солнечного и Лунного конусов [5]. Это источник всего, что в каждом человеке уникально, — если под уникальным понимать то, что единственно в своем роде и не может быть разделено на составные части.

Смерть представляется мне отделением не от физического тела, а от связи исключительно с одним телом, ибо ни в одном из состояний, доступных человеческому духу, насколько мне известно, дух этот не перестает пользоваться — либо напрямую, либо через Слепок — органами чувств, присущими живому человеку. С другой стороны, для живых и для мертвых возможности зрения, слуха и осязания не всегда одинаковы, равно как и возможности живого мозга (которым могут пользоваться не только живые, но и умершие, ибо мертвые — это мудрость живых). Поскольку физическое тело — это часть Тела Судьбы Даймона, можно сказать, что Даймон, а, следовательно, и все связанные с ним Даймоны или Духи, ближе к телу, нежели к разуму. И не следует полагать, будто мертвые живут лишь какой-то абстрактной жизнью, ибо абстракцию, «пожирающую саму себя», в действительности творят живые.

 

II

Видение кровных родственников

Умирая, человек погружается в состояние, которое впоследствии кажется ему тьмою и сном; это отдача на волю судьбы, подобная той, что в индивидуальных конусах происходит в 22-й фазе. В этот период погружения во тьму  человека окружают его родственники — либо их подобия, либо их Духи, если эти люди сейчас тоже находятся между жизнями; при этом их видно тем лучше, чем менее давно они умерли. Это состояние называется Видением кровных родственников.

 

III

Отделение Четырех Начал [6]

Дух поначалу парит в теле умершего человека горизонтально, а затем начинает подниматься и, в конце концов, становится ему на голову. Небесное Тело также поначалу располагается горизонтально, но обращено в противоположную сторону: ноги у него — там, где у Духа голова, поэтому, поднявшись, как Дух, он становится на стопы тела умершего. Тело Страстей поднимается вертикально вверх от гениталий и встает в центре. Оболочка же остается в теле, пока ей не настанет срок отделиться и затеряться в Мировой Душе. Отделение Начал от тела происходит из-за того, что Даймон собирает в Теле Страстей память о прожитой жизни (возможно, лишь один-единственный образ или мысль), всегда извлекаемую из бессознательной памяти живого, из Слепка всего того, что человек видел, но не заметил или не принял разумом; и Слепок этот всегда точен.

 

IV

Пробуждение Духов

Дух между тем переходит от Видения кровных родственников к состоянию созерцания, но об этом созерцании нам не сказано почти ничего, кроме того, что оно сосредоточено на предстоящем «растворении Тела Страстей» и что заканчивается оно после погребения физического тела, хотя в некоторых циклах может продлеваться на очень долгий срок. В период этого созерцания Дух может являться живым людям, но только в образе физического тела умершего, каким оно выглядело незадолго до смерти. Ход созерцания может изменяться в зависимости от Погребального Обряда, ибо физическое тело теперь стало символом и, поскольку Дух вошел в состояние грезы, на жизнь его могут влиять мысли, возникающие у живых в связи с этим Обрядом. Дух, в свою очередь, постепенно пробуждается; и, как говорят, пробуждение это может начаться, например, с того, что Дух увидит возложенный на его могилу цветок, который предстанет ему сияющим в кромешной тьме. В мире, где он теперь находится, человеческая душа воспринимается как источник света, который может передаваться различным предметам; так что цветок этот может перенять сияние от мысли кого-нибудь из присутствующих на похоронах. Где-то было сказано, что Дух поначалу выглядит как бесцветный силуэт, но по пробуждении постепенно окрашивается в цвета, свойственные живому человеку. Обретение самосознания может оказаться долгим и мучительным. Если смерть была насильственной или трагической, Дух и Тело Страстей могут переживать ее в своей совместной грезе снова и снова, лишь ненадолго пробуждаясь в промежутках, и в отдельных редких случаях это может продолжаться целое столетие и дольше. Игрок, убитый в драке за карточным столом, будет продолжать требовать свои деньги, а человек, полагавший, что после смерти не остается ничего, кроме гниющего трупа, может долго еще витать в собственном доме смрадом разложения; и нет ничего невозможного в том, чтобы, как в стихотворении мистера Дэвиса, увидеть в зеркале образ усопшей возлюбленной, которая примется пудрить себе лицо, думая, что никто ее не видит:

 

И вот я в зеркало гляжу,
Вернувшись с похорон,
И вижу там — она встает
Бесшумно, точно сон,
И, ларчик с пудрою достав,
Стоит с улыбкой на устах,

И, обернувшись, не смотрю ль,
Не видит никого,
Пуховкой водит по щекам,
И с тайным торжеством
Глядит, румяна и бела:
Красу от тлена сберегла [7].

 

V

Возвращение

Духу надлежит отделиться от всех подобных грез Тела Страстей и устремиться к Небесному Телу; и только когда отделение произойдет окончательно, он прекратит грезить и поймет, что умер. Поэтому то, что называется Возвращением, подразделяется на два чередующихся состояния — Явь и Сон [8], которые похожи друг на друга тем, что в обоих присутствуют чувственно-воспринимаемые образы или некие чувственные впечатления, а различаются, во-первых, тем, что в Яви эти чувственные впечатления исходят от других сущностей, связанных с умершим теми или иными событиями из прошлой жизни, во Сне же — лишь извлекаются Духом и Телом Страстей из Слепка, а во-вторых — тем, что только в Яви Дух осознаёт, что уже умер. В этом состоянии, которое обычно называется Обучением, его приводят, насколько возможно, ко всем источникам поступков, которые он должен заново прожить в своих грезах, пока не изучит все последствия. Это страстное стремление к истокам исходит от его собственного Небесного Тела, которое, будучи по природе родственно Судьбе, непрерывно проживает в грезах события своей жизни в обратной временной последовательности. Если мировоззрение, которого человек придерживался в своей прошлой жизни, этому не препятствует, то Дух здесь воспринимает всех людей (как они живут сейчас или жили тогда), которые когда-либо на него повлияли или подпали под его влияние и тем самым побудили его к исследуемому поступку; если же он был приверженцем какой-либо из религий, не признающих перевоплощения, то источники поступков для него могут выражаться в символических образов.

Так или иначе, во что бы он ни верил, избежать столкновения с символами своей жизни ему не дано; поэтому ему может, например, казаться, что он горит в огне и его терзают черти. Вспоминается одна японская пьеса, где Призрак девушки, посмертно караемой огнем, рассказывает Жрецу о каком-то своем незначительном проступке, который кажется великим грехом из-за своих непредвиденных и непредвидимых последствий. Стоит ей только коснуться какого-нибудь предмета, как его тотчас охватывает пламя; Жрец знает, что это пламя — всего лишь ее собственная совесть, принявшая зримый облик, и говорит ей, что огонь непременно исчезнет, если она перестанет в него верить. Девушка благодарит Жреца, но пламя возвращается, потому что перестать верить она не может, и пьеса заканчивается танцем, выражающим ее муку.

Когда возвращается Явь и первый накал страсти идет на спад, Духи-Наставники могут предложить Духу умершего свое руководство, которое представится ему как пребывание в каком-нибудь заведении (например, в больнице или школе, поскольку эти Наставники все еще мыслят как люди и сохраняют старые привычки), знакомом ему по общему устройству, но все же отличающемся от тех, которые Дух знал при жизни, потому что Духи-Наставники сопровождают его издавна — быть может, на протяжении многих веков. Цель Возвращения — исчерпать до конца удовольствие и боль через рассмотрение всего добра и зла прожитой жизни; однако новых удовольствий и страданий здесь нет  — всегда только старые. Иногда Дух может навещать живых, внушая им мысли или чувства, способные исправить последствия его поступков; но воспринимать людей, не имевших отношения к его собственной жизни, он не может, если только не воспользуется глазами и ушами какого-нибудь другого духа, достигшего более поздней стадии. В состоянии Созерцания он мог являться живым лишь в своем последнем земном обличье, но теперь его можно увидеть в возрасте, когда с ним случилось событие, о котором ему вскоре предстоит грезить. Говорят, большинство духов, являющихся на спиритических сеансах, пребывают именно в этом состоянии.

Когда Дух временно истощает свои силы в этой фантасмагории, как ее еще иногда называют, его притягивает Тело Страстей, и Явь сменяется Сном. Тело Страстей, как и Небесное Тело, не прекращает грезить ни на миг, хотя проживает события не в порядке их следования, а в порядке напряженности. Дух, вернувшийся к Телу Страстей или достигший Небесного Тела, вынужденно перенимает их грезу: здесь у него нет другой жизни, кроме той, которой живут эти тела. Состояние, в которое погружается человек при возврате к Телу Страстей, называется Возвратной Грезой; именно в нем, согласно древним и современным поверьям, убийца может вновь и вновь повторять свое преступление — ночь за ночью или, допустим, в его годовщину. Однако греза может быть и счастливой, и тогда ясновидцу предстанет, например, образ старого охотника, снова скачущего через леса и луга в компании своих друзей, со сворой гончих; или же горько-сладкой, как явление матери осиротевшим детям (подобные случаи описаны в преданиях всех народов мира и во всех спиритуалистических хрониках). В грезе Небесного Тела «Божество возвращается к Божественности», а в грезе Тела Страстей, перефразируя Плотина, «Одиночество возвращается к Одиночеству», ибо и эта мать, и убийца, и охотник одиноки. Если в событии, повторяющемся в грезе, участвовало много людей, ныне умерших, они тоже могут присутствовать в духе, но каждый грезящий все равно остается одиноким, потому что проживает это событие безо всяких изменений, в точности так, как оно происходило при жизни. Если бы они могли обмениваться друг с другом мыслями, возникающими по случаю, это повлекло бы за собой контрасты, конфликты и, следовательно, развитие, — и тогда греза не потускнела бы никогда. Греза может быть однократной, а может и повторяться много раз — с небольшими или длительными перерывами на Явь, — но в любом случае человеку придется испытать в этой грезе все последствия события, насколько ему хватит сил и упорства, — причем не только те последствия, которые имели место при его жизни и были ему известны, но и последствия неизвестные и те, которых он при жизни не застал. Чем полнее ему удастся все это исследовать, тем более счастливой будет его дальнейшая жизнь, но здесь он сосредоточен только на событиях и на эмоциях, сопровождавших эти события. Каждое событие, воспроизводящееся в такой грезе, — это выражение какого-то узла, сгущения чувств, обособляющего некий период существования или часть сущности человека от всей его сущности в целом и от жизни в целом; а греза, так сказать, сглаживает или распутывает этот узел. Как было сказано, если человек по натуре очень пытлив и упорен, а последствия события отразились на множестве других людей, он может продолжать грезить веками, хотя боль и радость все же будут постепенно притупляться. Поскольку все последствия извлекаются из Слепка, оставленного живыми, будут извлечены все последствия (Дух находит имена, даты и речи, позволяющие дополнить картину драмы, а Тело Страстей выискивает конкретные события), мы вправе утверждать, что умершие остаются частью живых. Даже если и убийца, и жертва умирают в безвестности и сам факт преступления остается неустановленным, Дух убийцы может извлечь некоторые сведения из своего собственного Тела Страстей или из Тела Страстей жертвы, однако не без труда, и в этом случае Возвратная Греза остается несовершенной. Иногда в Возвратной Грезе так много изъянов или она длится так долго, что накладывает отпечаток на следующую жизнь, вызывая перерождение почти в таких же обстоятельствах, что и в прошлой жизни, и обычно в той же самой семье. Духи-Наставники могут помогать грезящему; и многие случаи явления призраков, необъяснимых видений и звуков и так далее имеют своей целью побудить живых к расследованию, результаты которого затем перейдут в бессознательное заинтересовавшихся людей, а Тело Страстей или Дух смогут извлечь из этого бессознательного дополнительные сведения.

Дух может даже обращаться к книгам и всевозможным записям, если их станут читать или даже хотя бы просто заметят живые; но увидеть что-либо, не имеющее отношения к его грезе, он не может. Если грезящий Дух видит живых, он считает их частью грезы, не зная и даже не подозревая, что он уже мертв. Когда греза оканчивается, Дух отделяется от Тела Страстей, а оно по-прежнему остается погруженным в свои уже чисто животные грезы. Случается, однако, хотя и нечасто, что Дух и Тело Страстей воссоединяются с Оболочкой, и это может повлиять как на Возвратную Грезу, так и на Явь. При этом возникает настоящий призрак, который следует отличать от образа, формирующегося в совместной грезе Духа и Тела Страстей. В таком состоянии к духу иногда ненадолго возвращается способность испытывать настоящие удовольствие и боль, а не только те, что порождены увядающими воспоминаниями. Говорят, что эти призраки опасны для живых и мешают мертвым; к их числу относятся инкубы и суккубы, а также, возможно, большинство из тех созданий, о которых говорит кембриджский платоник, называя Дьявола «Государством» [9]. Ведьмы вступают с ними в договоры и время от времени жертвуют им свою кровь, чтобы сохранить этих призраков от растворения. Поскольку никакого наказания за это нет, кроме продления Возвратной Грезы и невозможности перейти в последующие состояния, именно к числу Духов, воссоединившихся со своей Оболочкой, принадлежат злые духи и демоны-искусители.

 

VI

Возвращение и Ковены

Есть сущности, обладающие собственной личностью, но состоящие из множества умов, связанных общим потоком мысли или неким событием; и эти сущности, именуемые Ковенами, также проходят стадии Возвратной Грезы, Обучения на Слепках и так далее. Те, из кого состоят их тела, остаются в них даже после смерти, а, возможно, и на протяжении многих жизней. В ходе своего индивидуального Обучения и Возвратной Грезы человек пребывает среди образов своего Ковена — таких, например, как христианские рай и ад, или сферы, о которых говорят спиритуалисты, или воинства фэйри из ирландского фольклора; и там, где цивилизация и верования меняются медленно, подобные образы могут сохраняться веками. Посредством этих образов обитатели Тринадцатого цикла связывают судьбу отдельного человека с судьбой целого народа или религии и совмещают индивидуальные узлы с узлами нации, так что, если один из них будет развязан, развяжется и другой.

 

VII

Перестановки

К концу Возвращения, которому на чертеже соответствует конус, связанный с фазами 23, 24 и 25, Дух освобождается от наслаждения и боли; теперь он готов войти в состояние Перестановок, в котором освободится от Добра и Зла; и в этом состоянии — состоянии интеллектуальном — он проживает жизнь, во всех отношениях противоположную той, которую прожил в мире и вновь пережил в грезах на стадии Возвращения. Поскольку записи, касающиеся этой части, еще более загадочны и причудливы, чем обычно, я опасаюсь неосознанно исказить их смысл и потому просто приведу некоторые цитаты. Если среда, в которой человек прожил минувшую жизнь, была «хорошей», то теперь она становится «плохой», а то, что было «плохим», становится «хорошим»; и если сам человек руководствовался благими побуждениями, то теперь «они становятся дурными, а дурные — благими <…> потому что быть добрым, не ведая зла, — это не добродетель, а быть дурным, не ведая добра, — не грех. <…> Нет добра без торжества над злом; нет зла без торжества над добром». Далее эта мысль получает развитие: если в каких-либо обстоятельствах человек творил добро, ведая о зле, или же творил зло, зная о добре, то эта ситуация остается для него неизменной. Но ввиду того, что мы, как правило, добры или злы лишь по невежеству, для большинства людей это состояние принимает характер «наилучшей из возможных жизней в наихудшей возможной среде» или же в точности наоборот, и происходит это не в силу какого-либо внешнего закона, а из-за того, что Начала жаждут узнать, какие секреты жизнь от них утаила, дабы утолить любопытство Даймона, знающего интеллект, но не знающего добра и зла. Но никаких страданий при этом нет, «ибо в состоянии равновесия нет ни эмоций, ни ощущений»; здесь «душа обучается созерцательному отношению к добру и злу — в тех пределах, в каких она испытала их в ходе прожитой жизни» и потому «ни величайшее — для нее — благо, ни величайшее — для нее — зло не могут вызывать у нее ни ощущений, ни эмоций». Зло — это то, что противостоит Единству Сущности; и ввиду того, что мужчина ищет в женщине свое первичное, а женщина в мужчине — свое антитетическое, именно в отношениях между полами добро и зло проявляются в самых тонких и самых всепоглощающих своих формах. Поэтому указывается, что в Перестановках мужчины и женщины вновь проживают историю своей любви, но не для того, чтобы исчерпать наслаждения и страдания, как это было во время Возвратной Грезы, а для того, чтобы отделить то, что относится к их собственной первичности или антитетичности, от того, что лишь кажется таковым, и в результате исчерпать добро и зло в самих себе. Мужчина должен познать женщину полностью, и для этого ему нужно заново прожить свою  любовь с такой стороны, о которой он ничего не знал при жизни, превращая счастливые обстоятельства в трагические, а трагические — в счастливые и тем самым проводя эту любовь через все горнила испытаний. Если женщина, которую он любит, уже умерла и сама достигла этого же состояния, то в происходящем будет участвовать она сама, если же нет — то лишь ее иллюзорный образ. Но будет ли она присутствовать доподлинно или нет, для мужчины греза его останется все той же, ибо он не будет видеть ничего, кроме этой грезы. Легкая влюбленность или любовь без взаимности, скорее всего, не задержат его надолго, поскольку их обстоятельства и последствия уже исчерпались в Возвратной Грезе, да и влияние, которое они на него оказали, не так уж и сильно; но история глубокой любви, пережитой в невежестве, может повторяться заново много раз, хотя и безо всяких страданий, ибо здесь, в Перестановках, все свелось к интеллекту, а сам человек — к Даймону, так что и трагические, и счастливые обстоятельства в равной мере порождают интеллектуальный экстаз при откровении истины, и самая ужасная трагедия в конечном счете начинает казаться всего лишь одной из множества фигур в едином танце. Однако греза, в которую человек погружен здесь, как и в Возвратной Грезе, не похожа на сновидения: хоть сама по себе она и кажется ему реальностью, но за нею он видит ту любовь, которую действительно испытывал при жизни, — ту реальность, что ныне кажется грезой, — ибо без этого душа его не смогла бы достичь покоя.

В состоянии Яви на стадии Перестановок прошлое больше не повторяется, и хотя душа продолжает учиться, процесса обучения как такового здесь нет, равно как нет и другого Учителя, кроме Небесного Тела, ибо это состояние — уже не греза, а одна из форм жизни. Душа здесь как бы сворачивается, погружаясь внутрь себя. Теперь о ней можно сказать, что она пребывает не в пространстве, а — в меру верности своей фазе — только во времени, причем на равном удалении от прошлого и настоящего. По крайней мере, так утверждается в записях; но будет понятнее, если мы скажем, что теперь она получила от Небесного Тела Слепок своего прошлого существования. Собственной памяти, помимо этого Слепка, у нее нет, поскольку нет приобретенных способностей; и мыслит она не как человек, а как Даймон. Разделенности больше нет; ни одну из нитей полотна нельзя отделить ни от одной из всех прочих нитей; все полотно разворачивается как единое целое. На этой заключительной стадии Перестановок Небесное Тело приводит душу вовсе не к источнику присущего ей добра и зла (ибо добро и зло ей надлежит превзойти), но туда, где она узрит все отличительные качества своей сущности и всех своих сподвижников из минувших воплощений в порядке следования их фаз, дабы их любимые и те, кого любила она сама, предстали перед нею в образе единого и целостного круга; и в меру того, насколько тесно ее Небесное Тело соприкасается с сущностями Тринадцатого цикла, она может доставлять воплощенным людям послания, цель которых превосходит их индивидуальную жизнь, или же известия от своего собственного Небесного Тела, касающиеся, напротив, только их индивидуальной жизни. Но когда душа выступает в роли вестника, ей приходится действовать через посредничество тех, кто пребывает в Яви на стадии Возвращения, и Духов 1-й фазы, — поскольку сама она, находясь не в пространстве, а только во времени, способна только слышать, но видеть не может; и если она желает явиться живым, ей приходится с помощью такого посредника создавать образ самой себя из самых ярких воспоминаний, какие только удается обнаружить в памяти живущих (всегда используется самый общеизвестный образ, потому что Дух на этой стадии все еще «внушаем»). Иногда вестники объявляют о своем присутствии при помощи какого-нибудь запаха, звука или зрительного образа, ассоциирующегося с ними; и посредством этого же запаха, звука или образа они черпают физические жизненные силы от человека или знания — от Даймона того человека, к которому они посланы с вестью или который может помочь им доставить эту весть. Пользуясь через посредников нашими глазами, они, в отличие от тех, кто пребывает на стадии Возвращения, могут понимать записи, не имеющие отношения к их собственному прошлому. Чаще всего эти посланцы приходят к тем, с кем недавно или давно они жили бок о бок; и они всегда «перенимают в точности душевное состояние человека, с которым общаются: если этого человека они когда-то обидели, то теперь и сами чувствуют эту обиду… горе, подозрение, сомнение в себе».

 

VIII

Искупление в Перестановках и Возвращении

Поскольку люди вновь и вновь перерождаются в связи друг с другом (поначалу, допустим, как мать и сын, затем — как жена и муж или брат и сестра) и поскольку друзей и любимых у нас много, каждый человек принадлежит к некоему сообществу духов и наши перевоплощения определяются страстями, каждую из которых мы должны исчерпать во всех ее формах. Сказано, что во всякой сильной страсти есть «жестокость и обман», а потому она нуждается в искуплении. Тот, кто обманывается в побуждениях, не может выйти из Перестановок, если ему не удается полностью поменять местами собственную жизнь и окружение; тот же, кто согрешил поступком, может проживать одну и ту же фазу снова и снова, пока не достигнет искупления, которое освободит обе души. «Поступок» или побуждение, приведшее к поступку, «искупается в физической жизни», а изъян умственного характера — в «духовной жизни». Так, человек, который был обманут, но не смог отомстить, в Перестановках искупает то, что пришлось бы искупать в физической жизни, если бы он все же отомстил. Искупление в физической жизни вызвано стремлением испытать на себе то, что мы причинили другому человеку, вывернуть наизнанку в поступке то, что наша развоплощенная душа выворачивает наизнанку в мыслях; и этим стремлением мы обязаны отнюдь не тому другому человеку, а нашему собственному Даймону, который уже давно бы мог отыскать и встретить Даймона этого другого человека, когда бы не упомянутые «жестокость и обман». За искуплением следует слияние Даймонов, иногда длительное, иногда краткое. Искупление — это гармонизация сущности; мы ищем образ той другой сущности, отраженный в живом мужчине или женщине, чтобы достичь его в поступке. Тем самым мы оказываем влияние на этого другого человека, который, в свою очередь, должен достичь собственного образа не в поступке, но в мыслях, посредством Сопряженной Грезы, ибо искупление двух связанных душ совершается одновременно.

До тех пор, пока поступок не искуплен, одни и те же обстоятельства повторяются вновь и вновь, как если бы в наши последующие воплощения вторглась Возвратная Греза. Одна женщина терпит пьяницу-мужа вследствие того зла, которое она причинила ему в прошлой жизни; другая своей верностью нелюбимому мужу искупает самоубийство, посредством которого она из-за какого-то недопонимания покинула любимого мужчину. В ходе искупления жизнь может омрачаться «подавлением способностей к действию» и страданием, представляющим собой «физическое, эмоциональное и духовное, но не моральное очищение». При этом всегда присутствует некое чувство обреченности. Но это ограничение, это чувство обреченности, не всегда подразумевает несчастье. Если кто-то прожил жизнь в добровольной самоотдаче другому, у него может возникнуть бессознательная тяга к противоположному состоянию, и тогда следующая жизнь будет исполнена довольства и удачи — и все же представлять собою искупление, потому что человек окажется «обречен» на это судьбой.

Всякий Узел поначалу находится в самой сущности и называетсяУзлом Предназначения, но в последующей жизни он может превратиться в Узел Судьбы, перейдя в события и выйдя из-под контроля этой сущности. Если один из двоих проходит искупление в физической жизни, а второй в это время развоплощен, то для того, чтобы искупительное страдание или наслаждение повлияло на развоплощенную душу, Небесное Тело этой души через посредство Духа, пребывающего в Яви Перестановок, накладывается как образ на какого-нибудь живого человека, — и в том из двоих, кто воплощен, зарождается любовь к этому человеку, но не ради него самого, а ради умершего. Однако этот образ налагается не на желания, а на бессознательный ум и потому не порождает нового обмана и необходимости в искуплении. Бывает, правда, и так, что какой-нибудь образ, не исчерпанный в Возвратной Грезе, навязывается желаниям живых уже как некий физический образ, однако это не искупление, хотя подобное обстоятельство может, так сказать, примешиваться к искуплению, если оба образа — и бессознательный, и физический — овладевают одним и тем же человеком. Завершенное очищение приносит счастье и довольство, сознание своей удачливости. Временами подспудная тяга к страданию или к облегчению может овладевать не отдельным человеком, а целым народом — во искупление поступков, совершенных много столетий тому назад по отношению к какому-нибудь другому народу, Ковен которого теперь достиг Даймонической жизни. Существуют и другие формы искупления, касаться которых в этой книге я не стану, но об одной все же расскажу немного позднее, поскольку благодаря ей созидаются более могущественные сверхъестественные формы.

 

IX

Блаженство

После Перестановок Дух на краткое время выходит «за пределы пространства и времени» и всех прочих абстракций и, как сказано, движется не по спирали, а по сфере, присутствуя как бы одновременно во всех местах. Блаженство — это следствие искуплений, достигнутых человеком в физической жизни и в развоплощенном состоянии и приведших, наконец, к гармонии. Сказано, что еще при жизни мы можем воспринять радость от тех, кому мы послужили (избрав трагедию, они оставляют нам эту отринутую радость?); от тех же, кому мы причинили зло, к нам приходит экстаз, который описывается как единственная и совершенная любовь и как чувство, рождающееся, когда мы любим то, что ненавидим, ибо знаем, что обречены на это судьбой.

При жизни мы пребываем под властью случайности и страсти, ибо в физической жизни все ограничено Четырьмя Способностями, Оболочкой и Телом Страстей. Здесь же, напротив, все ограничено Духом и Небесным Телом: первый вызывает какое-либо конкретное универсальное качество или идею, второе же облекает их уникальным образом. Мне Блаженство видится не каким-то непостижимым уму состоянием, а пребыванием души перед лицом всех событий или деяний человеческих, в которых выразилось то или иное свойство мудрости, красоты или силы как их понимает эта душа. Эти события проходят перед нею в некоем определенном порядке, заданном прошлой жизнью самой души; и состояние это более человечно и подлинно, нежели любая жизнь, прожитая в одном отдельном теле.

Это состояние — временное единение Духа и Небесного Тела с Духовным Я. Ему приходит на смену — или предшествует — так называемое Видение Очищенного Тела, то есть видение нашего собственного Небесного Тела, каким оно станет по завершении всех циклов.

(Снизойдя к христианским, или первичным, предрассудкам, мистер Йейтс разрешил добавить, что в бумагах Робартса я обнаружил следующий пассаж: «Небесное Тело — это ссужаемый каждому из нас Божественный Покров; по Завершении Покров сей спадает, и из-под него является Христос». Это замечание напомнило мне «Гимн о душе» Вардесана[10], где сыну царя, спящему в Египте, посылается плащ, созданный по образу его собственного тела, — Небесное Тело, действующее через Маску, — и царский сын, облачившись в этот плащ, отправляется в страну своего отца. Кроме того, я выяснил, что Духовное Я называется так вовсе не потому, что оно призрачно, а потому, что Блаженство и два последующих состояния соответствуют 13-му, 14-му и 15-му циклам, а те, в свою очередь, — Святому Духу, Сыну и Отцу. — Оуэн Ахерн.)

 

X

Состояния, предшествующие рождению: Выход и Предзнание [11]

Если Дух достаточно силен или уже завершил свои человеческие циклы, он остается слитым со своим Духовным Я, как в Блаженстве, или же, пройдя два следующих состояния, перерождается в цикле духовном, где вихрь движется в противоположную сторону по отношению к нашим циклам и для нас непостижим. Однако на деле Дух почти всегда перерождается человеком — из страха перед тем, что мнится ему утратой своей особой сущности. Но какое бы перерождение ему ни предстояло — человеческое или духовное, — в Блаженстве (соответствующем Раку), он должен испить из Летейской Чаши. Здесь все мысли и образы, как извлеченные из Способностей на стадиях Перестановок и Возвратной Грезы, так и оставшиеся в Способностях, должны перейти из памяти Духа в Духовное Я.Дух после этого лишается постоянной формы или, точнее сказать, не может больше являть постоянную форму через своих посредников или проявляться через постоянные соответствия, ибо он находится вне пространства и более не «внушаем», как обитатель Перестановок, хотя, подобно последнему, пребывает в том, что нам кажется тьмой. Благодаря своим посредникам и нашим чувствам, с одной стороны, и собственной тьме — с другой, он располагает почти безграничными возможностями созерцать подлинную реальность. Он наблюдает все те процессы, Сопряженные Грезы которых суть наши произведения искусства, музыки и литературы, и всех тех людей, которые полностью завершили свои циклы и именуются «Ожидающими». Голоса этих людей мы можем слышать даже при жизни, если войдем в транс; они всегда говорят отрешенно и обрывочными фразами, но в их словах — величайшая мудрость, какой только может достичь наша душа. Однако Духу теперь предстоит восстановить старую или найти новую Оболочку, а потому в нем пробуждается тяга к иллюзии, к наслаждению и боли, и он переходит в состояние так называемого Предзнания, где оказывается среди отвлеченных прообразов и форм, возвращаясь в пространство. Это состояние противоположно Возвратной Грезе: здесь Духу предстают люди и события, которые повлияют на его следующую земную жизнь; и, поскольку он способен видеть эти влияния так явственно, как живому человеку не дано, им овладевают неистовая любовь и отчаянная ненависть. Эти страсти не предопределены судьбой, но по силе подобны предопределенной страсти Возвратной Грезы. Опьянившись предвидением, такая душа может превратиться в одного из так называемых Мешателей [12]. Эти сущности, способные управлять человеческими эмоциями (а с помощью более могущественных созданий — и Телом Судьбы какого-нибудь живого человека), предотвращают или стараются предотвратить зарождение тех событий, которые внушают им страх.

(Робартс рассказывал мне, что в Аравии его работа постоянно нарушалась из-за болезней, одолевавших то его, то других людей, и что о присутствии Мешателей он узнавал по животным запахам, наподобие смрада экскрементов какого-нибудь зверя, или по запаху оплывающей свечи. Он сказал, что эти запахи были объективны: их чуял всякий, кто заходил в палатку. Именно эти Мешатели, по его словам, внесли страшную путаницу во все его собственные записи о жизни между смертью и рождением; и по той же самой причине, как он утверждает, изначальное откровение Кусты Бен Луки осталось в этой части незавершенным. Он подметил одну любопытную деталь: непосредственно перед рождением душам нередко кажется, будто они сильно уменьшились, и так возникают ассоциации с мелкими зверушками, птицами и мухами. Робартс говорит, что одна его знакомая арабская женщина в ночь перед рождением первенца обнаружила мышь у себя в обуви, а другая при таких же обстоятельствах нашла мышь в постели. По его мнению, это были самые настоящие мыши, связанные воображением нерожденной души. — Оуэн Ахерн.)

В некоторых циклах душа может в определенных пределах выбирать, в каком теле родиться, но чаще ей приходится принимать выбор, сделанный другими. Далее она погружается в сон в утробе будущей матери, и уже в этом сне, как я полагаю, приходит Видение друзей, которое следует отличать от Видения кровных родственников.

В Блаженстве и во всех последующих состояниях до рождения человек подвластен только своему Даймону и более не переходит из Яви в Сон и обратно. В Блаженстве душа общается с живыми посредством такого состояния, в котором предельная активность неотличима от такой же предельной пассивности:

И мысль, как заведенная юла,
На острие вращаясь, замерла [13], —

а в состоянии Выхода — через такие действия и чувства, которые одновременно осознанны и автоматичны, как внезапные вспышки ярости или плотского желания и других эмоций, более благородных, но, в сущности, слепленных из того же теста. Однако при помощи посредников души на стадииВыхода могут пользоваться и всеми прочими способами общения, кроме тех, которые доступны только в Блаженстве.

Выход — самое длительное из всех состояний, кроме Возвращения, которое может продолжаться десятки и сотни лет.

Перевод с англ. Анны Блейз