Наш Трот. Глава 11. Локи

Kveldulf Gundarsson (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.

На погибель сами спешат, —
эти гордые мнимою силой…
Мне с ними быть
едва ли не стыдно…
В скользящее пламя
опять обратиться
я желаньем томлюсь!
Огнем пожрать
властелинов моих
лучше, чем с ними
гибель принять, —
хотя бы то были и боги!
Да, так будет умней…
Обдумать надо:
кто знает мой путь?

— Рихард Вагнер, «Золото Рейна» (предвечерие)^[1]

Этот лукавый друг богов упорно сопротивляется рациональному анализу и попыткам разделить его образ на мифологические и фольклорные составляющие. Время от времени его ловят, укладывают на анатомический стол, вскрывают, расчленяют и принимаются разбирать его внутренние органы: этот, дескать, — от духа зерна, тот — от духа природы, те — еще от кого-то; но никому так и не удалось отнять у него врожденного проворства и ловкости: ускользая из-под рук анатомов, он вскакивает со стола, как ни в чем не бывало, и снова принимается за свои возмутительные проказы.

— Вильгельм Грёнбек, «Культура и религия германцев».

Немного найдется богов и богинь, которые вызывали бы у последователей Северных путей такую сильную и непосредственную реакцию, как Локи. Особенно ярко это проявлялось в начальный период языческого возрождения, когда Локи рассматривали чуть ли не как «северного сатану». Его никогда не призывали, и почти никто не признавал его божеством — за редкими исключениями, такими как Алиса Карлсдоттир, которая в своей статье (опубликованной в журнале «Бореалис», а позднее перепечатанной в «Гнозисе») превосходно исследовала его характер с языческой точки зрения. Многих приверженцев германской религии и по сей день возмущает сама идея, что Локи можно поклоняться или уделять ему духовное внимание. У них не укладывается в голове, каким образом может так поступать человек, следующий северным идеалам чести и трота: для них Локи по-прежнему остается «северным сатаной». Мысль о том, что кто-то может называть себя «асатру», то есть «верным асам», и в то же время почитать как бога или даже призывать на помощь в магической работе того, кто нередко пытается погубить их, до сих пор вызывает немало проблем и действительно требует дальнейшего обсуждения. И все же среди верных асам хоть изредка, но встречаются такие, кто, подобно самому Водану, сочли Трикстера достойным того, чтобы разделить с ним рог. Предоставим слово одному из них — Полу Стигорду:

Если представить себе асов, Локи в эту картину не впишется. Он и не доблестный воин, и не воплощение мирового плодородия, и не хранитель вековой мудрости. Он не выразитель чести, силы, храбрости и прочих идеалов тевтонского общества, возведенных в божественную степень. Если представить себе асатру, Локи тоже не впишется. Книги, посвященные скандинавским богам как религиозным или магическим объектам, уделяют ему от силы по полстраницы. Этого хватает, чтобы показать, что о Возмутителе спокойствия авторы не забыли, но совершенно не хватает для того, чтобы побудить читателя хоть немного о нем задуматься. Такое впечатление, что думать о Локи никто не хочет: он просто «не вписывается», и всё тут.

А между тем в скандинавской мифологии Локи вездесущ. Если бы наши языческие предки хотели сбросить его со счетов, как поступают современные асатруа, они упомянули бы его в «Эдде» вскользь и на том бы с ним и покончили, не живописуя в каждой второй песни, как тот в очередной раз доводит Тора до белого каления. Так что на самом деле Локи каким-то образом «вписывается».

В научных трудах по скандинавской мифологии и язычеству он тоже рассматривался лишь поверхностно. Поэтому стали появляться работы, посвященные сыну Лаувейи персонально. В 1933 году де Фриз опубликовал книгу «Проблема Локи», а в 1961 году вышло в свет исследование Роот «Локи в скандинавской мифологии». Локи удостоился академического разбора; казалось бы, на этом всё. Но тут начала возрождаться религия Одина и Тора, и опять нам, грешным, не стало покоя. Локи снова потребовал своей доли.

Здесь, однако, возникает проблема: мы никак не можем понять, кто же такой Локи. Неоязычники вечно страдают от чего-то подобного. Если божество не сводится к какой-то одной идее, оно уже кажется непонятным. А Пламявласый возводит эту проблему на новый уровень: он не только объединяет в себе множество различных и подчас даже несовместимых аспектов, но и требует хотя бы мало-мальских умственных усилий от того, кто хочет эти аспекты понять. Итак, с одной стороны, он сам не дает себя познать, а с другой — никто, похоже, и не желает познавать его.

Впрочем, желаем мы того или нет, а все же понять Одинова побратима возможно. И тут перед неоязычниками встает еще одна проблема: как примириться с этим божеством? Чаще бывает, что приходится отказываться от изначальных языческих обрядов в честь того или иного божества — таких, как «кровавый орел» и другие подобные практики, которые в наши дни кажутся слишком ужасными. Но тут дело иное: небезупречным оказывается само божество. Иными словами, работа с Локи на духовном уровне вызывает не меньше проблем, чем попытки осмыслить его характер на уровне интеллектуальном.

Наихудший из всех поступков, которые приписываются Локи, — это, пожалуй, убийство Бальдра. В глазах большинства асатруа это, несомненно, тягчайшее из всех возможных преступлений — убийство бога. Более того, Отец Волка не выражает ни малейшего раскаяния по этому поводу… и правильно делает!

«Эдда» попросту умалчивает о том, как Бальдр гостил в Йотунхейме и, нахватавшись тамошних идей, вернулся в Асгард уже законченным саботажником. Он стал проповедовать мирную жизнь, и все его полюбили. Он расточал цветы и утопические идеалы. Он уже чуть было не уболтал богов войны сложить оружие и вести себя хорошо. Трудно сказать, почему все остальные оказались настолько легковерными, но Локи не дал обвести себя вокруг пальца. Он выведал, что чокнутый миролюбец питает слабость к омеле, и, с превеликим трудом разыскав одну веточку (потому что в Исландии омела не росла), нашел ей должное применение.

Разумеется, я шучу. Бальдр вовсе не стремился подорвать силы асов — но все же на практике его учение именно к тому и вело. Случись в ту пору Рагнарёк, у богов бы не было ни единого шанса. А если бы Локи попытался выступить против божественного хиппи просто на словах, никто бы его и слушать не стал. Как известно, Локи веры нет. Чего доброго, асы бы еще связали его загодя, чтобы он не подложил их драгоценному Цветочконосцу какую-нибудь свинью, — и все его усилия пропали бы втуне. (Примечание Смотрителя: Бальдр, как он представлен у Снорри, — доброе, кроткое и миролюбивое подобие Христа — почти наверняка имеет мало общего с изначальным воинственным характером этого бога. Духовная подоплека мифа о Бальдре подробнее рассматривается в посвященной ему главе. Но если внимательно вчитаться в то, что пишет Снорри, то трудно будет не зааплодировать стоя тому Локи, которого он знал, — богу перемен, который даже на страницах литературного произведения, далекого от первоисточника, выступает на борьбу с силами стагнации, грозящими ослабить Асгард. Но, разумеется, тому, кто раскачивает лодку, никто не говорит спасибо! — К[вельдульф].Х[аган].Г[ундарссон].)

Однако на этом список прегрешений не заканчивается: Небесный Бродяга совершал и другие отвратительные поступки, другие мерзости. Чего стоит одна только его родословная, подозрительно смахивающая на перечень проклятий и бед (как будто он сторож своей родне!). Мало того, что в числе его детей — Змей Мидгарда, волк Фенрир и Хель, так еще и братьев его зовут Бюлейст («Хромой») и Хельблинди («Ослепленный смертью»; одна из самых малоприятных ипостасей Одина — К.Х.Г.). Кроме того, сам Локи — мать Слейпнира, восьминогогого коня Одина. Но если ко времени создания «Младшей Эдды» Бальдр приобрел сходство с Христом, то с таким же успехом потомки Локи к тому же времени могли уподобиться Люциферу, — и как знать, что они представляли собой изначально? Или почему бы не предположить, что они пошли не в отца, а в мать, Ангрбоду? Ведь от другой жены, Сигюн, дети у Локи получились хоть куда. Правда, с рождением странного жеребенка все равно остается проблема, но это уже совершенно другой вопрос.

Остается также отрицательный (по большей части) образ Локи как вора. Локи то и дело проказит или крадет какие-нибудь сокровища, навлекая на себя гнев асов. Но вместо того, чтобы примерно наказать его, а то и выгнать взашей, асы всякий раз требуют, чтобы он исправил содеянное. И тот благополучно исправляет — всякий раз. Как и все трикстеры на свете, Локи — великий добытчик и податель сокровищ. Как Прометей дарует людям огонь, как Самаэль вручает Адаме и Еву плод от Древа Познания и как Ворон приносит миру свет, так Локи (под именем Лодура) наделяет человека разумом (в «Прорицании вёльвы» — дает людям жизненную силу и красоту^[2]. — К.Х.Г.) и возвращает асам всё, чего их лишил. И, скорее всего, он — единственный, кто вообще на это способен. Попросту говоря, он наделен властью давать и брать, а также, в отличие от всех остальных, — властью отдавать обратно то, что было взято.

Вот вам и одна из причин, по которым этому богу стоит поклоняться. Когда случается какая-нибудь таинственная пропажа, понятно, что Тор тут совершенно ни при чем, а значит, и просить его вернуть утраченное не имеет смысла. Потерянные вещи — это вотчина Локи; можно предположить, что его последователи теряют вещи чаще других, но в накладе они не остаются.

Еще одна сфера господства Локи — праздничные собрания и, в особенности, всякие происшествия, из-за которых вечеринка может сорваться. Локианцы являются незваными, входят без доклада и почитают за удачу, если их не вышвырнут за порог так же безжалостно, как Ядоокого в «Перебранке Локи». С другой стороны, если асатруа хотят, чтобы праздники проходили без сучка без задоринки, лучше не оскорблять Локи, а, наоборот, приветить. В отличие от греческой Эриды, Локи не цепляется ко всякому, кто хоть раз уделит ему внимание. В принципе, с Эридой у него довольно много общего, включая склонность к дурацким каламбурам и мысленной мастурбации. Но для тех, кто избрал путь Локи, дело к этому не сводится: вся жизнь их превращается в божественный бунт, в ежедневную демонстрацию личной свободной воли. Дискордианцы^[3] называют таких людей «хаоситами», сеятелями хаоса. Подходящий для локианца стиль жизненной философии можно описать как «дзенархию» (термин Керри В. Торнли^[4]), однако и это— далеко не единственный из возможных вариантов.

К примеру, Торнли совершенно упускает из виду такую сторону жизни, как работа с компьютерами. Если и есть на свете идеальный символ разума и свободы, текущей вольно, как огонь, то это — энергия, пульсирующая в электронике. Клавиатура — это настоящий талисман вдохновения, а монитор подобен хрустальному шару, через который мы заглядываем в Источник Вирда. Ни один витки^[5] — и уж тем более ни один последователь Локи — не должен обходиться без компьютера.

Впрочем, с Похитителем Золота связаны и все остальные символы безграничной свободы (например, ключи) и неисчерпаемого знания (например, книги). Именно поэтому его и подвергли такой ужасной каре. В конце сюжета, изложенного в «Перебранке Локи», его схватили и заточили в пещере под землей. Там Локи связали кишками его собственного сына Нарви, а над головой его повесили змею, яд из пасти которой каплет ему на лицо. Сигюн собирает капли яда в чашу, но когда чаша наполняется, отходит опорожнить ее, и за это время несколько капель падают Локи в глаза. Корчась от боли, он сотрясает всю землю.

Миф о наказании Локи определенно связан с подавлением старой религии в Скандинавии. Одно из самых больших достоинств Асатру — признание того, что в каждом религиозном проявлении скрыта некая метафора, указание на некую правду жизни. И не случайно история о пленении Локи изложена в эддической песни прозой, как приложение к поэтическому тексту. Это позднейшая вставка, добавленная после того, как вольный скандинавский дух был скован догматами христианства.

Но закончить эти рассуждения я хотел бы иначе: как у Одина, Тора и даже Фрейра и Фригг есть свои темные стороны, так и у Локи есть светлые черты, а каждое божество необходимо принимать целиком, как оно есть, вместе со всем его «добром» и «злом». Кроме того, Асатру подразумевает верность всем асам без исключения. Любой асатруа столь же многогранен, как и Асатру в целом. В каждом из нас есть частичка каждого из божеств, а, значит, и частичка Локи. Локи протомился в оковах по меньшей мере 800 лет, как и вся тевтонская религия. Но теперь узы слабеют, и в наших душах снова разгорается огонь, а в глазах нет-нет да и промелькнет озорная искра.

О том, как представляли себе Локи наши предки, мы знаем не так уж много, не считая сведений, изложенных в Эддах. Он происходит не от асов и не от ванов: он йотун, заключивший с Воданом клятву побратимства. Но это не мешает причислять его к богам: Скади и Герд тоже чистокровные великанши, а большинство божеств родилось от смешанных браков. Локи — сын йотуна Фарбаути («Жестокоразящего») и Лаувейи, чье имя означает «Лиственный остров». В XIX веке исследователи утверждали, что Локи был богом огня (на основании ложной этимологии, возводившей его имя к слову logi — «пламя»), и хотя прямых подтверждений тому в древнескандинавских источниках не находится, сторонники натуралистических интерпретаций вполне могут истолковать его рождение как вспышку огня от молнии, ударившей в дерево, — происшествия, с формальной точки зрения, разрушительного, но иногда необходимого для поддержания экологии местности. Можно даже пойти еще на шаг дальше и предположить, что Локи, подобно лесному пожару, устраивает капитальную разруху лишь тогда, когда ему надолго перекрывают возможность для разрушений более скромного масштаба (ведущих к новой жизни).

У Локи есть несколько хейти, в том числе Хведрунг («ревун»? — «Прорицание вёльвы», 55; «Перечень Инглингов», 32), Лофт («странствующий в вышине» — или, как переводит это имя Пол, «Небесный бродяга») и, вероятно, Лодур (этимология неясна). Снорри пишет, что Локи красив собою; обычно его представляют невысоким и худощавым, с огненно-рыжими волосами. Малый рост в данном случае удивителен — ведь Локи по происхождению йотун; но, тем не менее, другие божества (чаще всего Тор) то и дело угрожают ему или даже бьют, а он, по-видимому, неспособен защититься физически. С другой стороны, в последней битве Локи сражается на равных с Хеймдаллем, а тот как страж Асгарда, по идее, должен быть хорошим воином.

Локи не только постоянно вытаскивает асов из неприятностей, в которые те ввязались из-за него же, — он находит такой выход из ситуации, благодаря которому асы остаются в выигрыше. Слейпнир, стены Асгарда, копье Водана, молот Донара, золотые волосы Сив, золотой вепрь и корабль Фро Инга, место для Скади в кругу богов и богинь — за все это нужно благодарить Локи. Правда, все это он дарит асам отнюдь не из братских чувств, которые ему вообще-то не свойственны (чтобы спасти свою шкуру, он однажды не постеснялся заманить своего доброго друга Донара в логово великанов без молота и рукавиц). По большей части он просто стремится избежать наказания за собственные проделки. Однако многие согласятся, что в большинстве случаев компенсация значительно превосходит нанесенный ущерб. Даже рассорившись с асами окончательно, Локи успевает невольно сделать еще кое-что полезное: он изобретает рыболовную сеть, пока скрывается от своих преследователей. Услышав шаги Тора, он бросает сеть в огонь и превращается в лосося, но узор сети сохраняется в пепле, так что асам удается воссоздать ее и изловить Локи — благодаря его же собственному изобретению и проворным рукам Тора.

Иногда Локи выручает асов и просто так, когда те попадают в беду не по его вине. Например, в эддической «Песни о Трюме» Локи никак не замешан в похищении молота Тора, но именно он выясняет, куда пропал молот и чего хочет Трюм в обмен на украденное им сокровище, а затем он же отправляется с Тором, переодетым в женское платье, на свадебный пир и постоянно прикрывает эту мнимую Фрейю, находя хитроумные отговорки, когда та ведет себя слишком уж не по-женски. В сюжете о безутешной Скади Локи тоже делает куда больше, чем могло бы потребовать обычное чувство долга: чтобы рассмешить Скади, он привязывает собственные гениталии к бороде козла и играет с ним в перетягивание веревки. Все эти истории о том, как Локи спасает асов из безнадежной ситуации (независимо от того, он ли послужил ее причиной или кто-то другой), намекают на то, что к нему-то и следует обращаться за помощью, когда положение кажется безвыходным. В старинной скальдической поэме «Хаустленг», повествующей о том, как Локи вернул асам Идунн, похищенную великаном Тьяцци, Локи именуется «другом Одина», «другом Тора» и «другом Хёнира».

Зимек предполагает, что эти кеннинги, равно как и благосклонное в целом изображение Локи в поэме и в соответствующем мифе, «могут, вероятно, указывать на то, что изначально Локи играл в германской мифологии более положительную роль» (Rudolf Simek, Dictionary of Northern Mythology, 315).

Локи нередко сопровождает Тора в его путешествиях в Страну йотунов. Дж.С. Перейра даже предполагает, что в путешествиях по опасной местности имеет смысл призывать на помощь Донара и Локи сообща. Однако он подчеркивает, что делать это следует лишь при крайней нужде и когда опасность действительно очень велика, —  например, если вы оказались в зоне военных действий, где общественный уклад уже настолько подорван, что наилучшим средством спасения становится сообразительность, свободная от моральных норм. Это средство предоставит Локи, а Донар не только дарует силу и выносливость, необходимые для подобного путешествия, но и подаст знак того, что по другую сторону хаоса путника ждет стабильность, — знак, вселяющий надежду рано или поздно вновь добраться до благоустроенных мест. Можно предположить, что призывать Локи (неважно, с Донаром или без) в более обычных путешествиях — все равно что напрашиваться в лучшем случае на потерю чемодана. С другой стороны, если чемодан все же потеряется, то именно к Локи стоит обращаться с просьбой его вернуть, — хотя мы бы советовали сначала застраховать ваш багаж, прежде чем привлекать к нему внимание этого бога!

Несмотря на свойственное ему обаяние, в час Рагнарёка Локи предстает в устрашающем обличье, обращая всю свою мощь на разрушение: разорвав оковы, он встает во главе воинства злобных мертвецов и отправляется с ними под стены Асгарда на корабле Нагльфар, построенном из ногтей трупов. Затем один из сыновей Локи убивает Водана, а другой — Тора; а если Сурта тоже считать родичем Локи (что весьма вероятно), то, фактически, получается так, что сумерки на богов навлекает почти исключительно его клан. Не следует забывать и о том, что Локи — бог землетрясений, лесных пожаров и тому подобных катаклизмов.

Древнейшие известные нам свидетельства о Локи — так называемые «брактеаты Бальдра», датируемые периодом великого переселения народов. На них изображена крылатая фигура (вероятно, Локи в соколином плаще Фрейи), стоящая перед закланной жертвой. Еще одно вероятное изображение Локи дошло до нас от эпохи викингов. В Снаптуне близ Хорсенса (Ютландия) был найден кузнечный камень (ныне хранящийся в Мёсгардском музее доисторической эпохи в пригороде Орхуса) на котором вырезано усатое лицо с зашитым ртом, — а именно такому наказанию подверг Локи карлик Брокк, после того как Локи проиграл ему свою голову, но исхитрился и не дал ее отрезать. Наверняка знать, конечно, нельзя, но можно предположить, что симпатии кузнеца были на стороне карлика и что этот портрет на кузнечном камне должен был послужить Локи предостережением — дабы тот не слишком уж озорничал в кузнице. Такое толкование согласуется с практическим назначением камня: его клали между горном и мехами, чтобы регулировать поддув и, в то же время, защищать мехи от огня. Кроме того, эта находка позволяет предположить, что родиной Локи считались не страны горных и инеистых йотунов, а Муспелльхейм, населенный огненными сынами Сурта.

Что касается традиционного культа Локи, то о таковом не сохранилось никаких свидетельств — ни топонимов, ни литературно-исторических данных. Как отмечает Уильям Бейнбридж, религиозные практики по большей части ориентируются — так или иначе — на поддержание общественных норм; возможно, в некоторых обрядах опасному Трикстеру и уделялось внимание, но едва ли когда-либо существовал его организованный культ.

Впрочем, не исключено, что значительное место в религии скандинавов отводилось ритуальной драме, и если наши предки действительно практиковали обрядовое воспроизведение мифов, то Локи, очевидным образом, должен был играть в скандинавской религии чрезвычайно важную роль. В этом отношении его можно сопоставить с трикстерами других традиционных культур: их шутовские выходки, сопровождающие обрядовое действо или шествие, необходимы для успеха ритуала (равно как и вся концепция врéменной инверсии обычного уклада и «карнавального» его осмеяния под водительством Владыки Беспорядка, — осмеяния, которое, в конечном счете, лишь укрепляет общественные нормы). Подобно многим другим Трикстерам и Владыкам Беспорядка, Локи отличается неоднозначностью пола: он не только становится матерью Слейпнира (а следует помнить, что назвать мужчину кобылой или заявить, что он рожал детей, для викингов было наихудшим из возможных оскорблений), но и переодевается в женское платье, чтобы сопровождать Тора под видом служанки (в «Песни о Трюме»). Кроме того, в «Перебранке Локи» Один утверждает, что тот прожил восемь зим под землей в женском обличье и рожал детей. Для быстрых путешествий Локи заимствует не орлиный облик Одина, а соколиное оперенье Фрове и Фрийи; и это, опять-таки, следует рассматривать как разновидность шаманского переодевания в платье противоположного пола. Трикстер — это тот, кто переходит все границы (и, прежде всего, границы социальных табу) и создает то пограничное состояние, в котором только и возможны акты ритуального создания и преображения форм. Эта функция, в особенности применительно к различным степеням переодевания, присуща и другим божествам, но Локи исполняет ее чаще и основательнее всех. Пребывание в пограничном состоянии — это время наивысшей силы, но оно же — и самое опасное время, в котором ничто и никто не может чувствовать себя под защитой; имея дело с Локи, об этом тоже следует помнить.

Стоит также отметить, что песнь под названием «Перебранка Локи», повествующая о том, как Локи портит асам праздник, на который не был приглашен (точь-в-точь, как злая фея в «Спящей красавице»), и обменивается оскорблениями со всеми присутствующими, — это один из самых ценных источников сведений о скандинавских богах и богинях. Вплоть до недавнего времени полагали, что непочтительное отношение к божествам, проявляемое в этой грубой и местами даже скабрезной поэме, свидетельствует о том, что она была сложена уже после христианизации; однако язык и метрика ее указывают на более раннюю дату. Гуревич предполагает, что осмеяние богов в «Перебранке Локи» на самом деле «следует толковать не как признак “сумерек” язычества, а, напротив, как свидетельство его силы <…> Все эти пародии, насмешки и профанации совершаются в сфере сакрального» (A. Gurevich, Historical Anthropology of the Middle Ages, 168—169). Как он отмечает далее, одна из самых сильных и самых древних характеристик традиционных религий — способность привносить юмористические ноты в самые серьезные священнодействия и даже смеяться над богами. И в соответствующей области скандинавской религии Локи, несомненно, должен чувствовать себя как дома.

Грёнбек в «Культуре и религии германцев» предполагает, что Локи «был тем самым сакральным актером, чья задача состояла в том, чтобы вывести на сцену демона, обострить антагонизм и тем самым подготовить грядущую победу. Отсюда и двойственность его натуры: чтобы сыграть эту роль, он должен быть причастен святости и божественности круга тех, кому приносят жертвы. И при переводе на язык легенды это ритуальное обстоятельство принимает следующую форму: Локи — отпрыск великанов, рожденный в Утгарде, но принятый в сообщество богов благодаря своей дружбе и кровному завету с Одином» (II, 331).

Локи — полная противоположность самое идее общественных норм: вокруг него они ломаются сами по себе, от одного факта его существования. Иногда это влечет за собой хорошие последствия, иногда — плохие. В предельном свое развитии эта особенность определяет его роль как одного из главных виновников Рагнарёка. Следует отметить, что главный противник Локи — не Донар (который и сам порой нарушает законы гостеприимства, чтобы дать очередному зарвавшемуся йотуну по голове) и даже не Тюр (как можно было бы предположить), а Хеймдалль, страж Радужного моста и привратник Асгарда.

В позднем скандинавском фольклоре Локи фигурирует как создатель блох и пауков. Не исключено даже, что между его именем и словом lokke, «паук», существует этимологическая связь, — и это было бы вполне в характере Локи. Как отец чудовищ и мать Слейпнира он с большой вероятностью может оказаться и творцом всевозможной мелкой и назойливой живности, вроде жуков и прочих насекомых, которые, как и пауки, бывают и весьма полезными, и смертельно ядовитыми. Тараканы в Скандинавии и Германии встречаются редко, но можно предположить, что и к ним Локи тоже имеет некоторое отношение. Других традиционных ассоциаций с животными у Локи нет. Однако Элис Карлсдоттир полагает, что его птицей можно считать гракла — некрупного, громогласного и назойливого родственника ворона. В наши дни на роль животного Локи предлагали также лису как более мелкую и слабую, но более хитрую и приспособляемую родственницу волка. На тех же основаниях американские асатруа могут увидеть Локи в койоте: у этого божества действительно немало общего с духом Койота из индейских мифов.

Работая с Локи, не следует забывать, что у него есть по-настоящему злонамеренная сторона и его чувство юмора временами может выражаться в довольно неприятных фоормах. Он способен на розыгрыши самого опасного толка. Поэтому с ним нужно обращаться очень осторожно, особенно в такой религии, как наш Трот, в которой столь важную роль играет огонь в различных его проявлениях. И в доме, и в лесу пожар может вспыхнуть очень легко…

Если вы призовете Локи в свою жизнь, он наверняка принесет перемены, но нет никакой уверенности, что они придутся вам по вкусу или что вы их переживете. Как показывает практика, если поднять за Локи чашу на симбеле, то вечер не обойдется без мелких происшествий (например, как это уже случалось, у кого-то могут расплавиться в костре или безвозвратно потеряться в сугробе очки). Тем, кто работает с хрупким оборудованием и, особенно, с электроаппаратурой, надо соблюдать особую осторожность: Локи — бог внезапных перебоев и скачков напряжения.

Тем не менее, лучше все-таки наладить с ним хорошие отношения. Некоторые из нас убедились, что для предотвращения несчастных случаев стоит поднять за Локи чашу и совершить ему небольшое отдельное возлияние до начала ритуала или праздника. К тому же, «Перебранка Локи» наглядно показывает, что может случиться, если отказать Локи в праздничном напитке или месте среди других богов и богинь: даже если не приглашать его, он все равно придет незваным. Более того, это даже в чем-то невежливо — пригласить Донара, но заявить, что его дорожному товарищу на праздник хода нет, или пригласить Водана, дав ему понять, что его побратима на пиру видеть не желают.

Современная практика работы с Локи показывает, что ему особенно по вкусу односолодовый виски, и если налить ему стопку этого напитка с соответствующей просьбой, он нередко может исправить все те ужасные вещи, которые сам же и сотворил с вашей жизнью или вашим компьютером.

К маргинальной области Асатру относится антиорганизация под названием «Друзья Локи» — своего рода северное дискордианство, хорошо известное тем, кто имеет дело с компьютерами. «Друзья Локи славятся своими строгими догматами, координацией, иерархией, организационными правилами, ортодоксальностью и уважением к наиболее консервативным и социально-ориентированным принципам основной линии Асатру? Нет!»

Но, пожалуй, самое близкое духу Локи благословение, оно же проклятие, первыми сформулировали вовсе не германцы, а древние китайцы: «Чтоб тебе жить в интересные времена!» Так что же это — благословение или проклятие? Все зависит от того, хорошо ли вы уживаетесь с Локи.

Соавторы:

Уильям Бейнбридж,
Элис Карлсдоттир,
Дж.С. Перейра,
Лью Стид,
Пол Стигорд.

И отдельная благодарность — Гренделю Греттисону за информацию о «Друзьях Локи» и всем участникам информационной сети «Тротлайн», внесшим свой вклад в долгую и зачастую довольно жаркую дискуссию о Локи.

Перевод с англ. Анны Блейз