Jake Stratton-Kent (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.
И составил я некий труд, в коем поведал тайну тайн, но оставил ее сокрытою, и вложил в нее все тайны всех магических искусств всех мастеров; а именно, все тайны, или опыты, магических наук, так или иначе достойные свершения.
— «Истинный гримуар»
Старинных магических руководств существует немало, хотя, пожалуй, большинство из тех, которые широко известны, — это частичные компиляции или реконструкции, основанные на комментариях ученых к трудам более древним и редким. При этом, несмотря на всю доступность подобных книг, составить четкое представление о том, как выглядели типичные магические церемонии в период с 1200 по 1750 гг. н.э., не так-то просто. Однако есть один исключительно полезный (и, как ни странно, не привлекающий к себе всеобщего внимания) текст, который может устранить многие неясности, а заодно и развеять некоторые современные предубеждения на этот счет. В автобиографической книге «Жизнь Бенвенуто Челлини», написанной, между прочим, чрезвычайно живо и увлекательно, содержатся подробнейшие свидетельства очевидца, присутствовавшего при средневеково-ренессансных магических церемониях. В нижеследующих цитатах собраны все конкретные сведения, которые Челлини предоставил своим читателям. Некоторые из этих отрывков цитируют Скиннер и Рэнкин в «Истинном Ключе Соломона», но я решил не ограничиваться фрагментами и привести всю значимую информацию, какую только можно почерпнуть из книги Челлини. Цитаты будут перемежаться и дополняться моими комментариями по поводу некоторых важных деталей. Я использовал два английских перевода этой автобиографии: более современный — Роберта Хобарта Каста и более старый — Джона Эддингтона Саймондса[1]. Оба перевода хороши, но я счел за благо обращаться к обоим. Версия Саймондса более изящна и читается легче, но зато Каст не страдает викторианской скованностью. Кроме того, судя по переводческим примечаниям, Каст разбирался в магической литературе несколько лучше, чем Саймондс, и не в пример лучше, чем комментаторы Саймондса.
В том, что Челлини действительно участвовал в описанных им ритуалах, никаких сомнений нет и быть не может. Это был человек свободомыслящий и неукротимый, необычайно деятельный и совершенно не склонный кривить душой.
Привелось мне через некоторые разные странности завести дружбу с некоим сицилианским священником, каковой был возвышеннейшего ума и отлично знал латинскую и греческую словесность. Случилось однажды по поводу одного разговора, что зашла речь об искусстве некромантии; на что я сказал: «Превеликое желание было у меня во все время моей жизни увидеть или услышать что-нибудь об этом искусстве». На каковые слова священник добавил: «Твердый дух и спокойный должен быть у человека, который берется за такое предприятие». Я ответил, что твердости и спокойствия духа у меня хватит, лишь бы мне найти способ это сделать. Тогда священник ответил: «Если ты на это идешь, то уж остальным я тебя угощу вдоволь». И так мы условились приступить к этому предприятию.
Вышеописанная встреча состоялась в 1535 году, который вошел в историю магии как год смерти Корнелия Агриппы. Двумя годами ранее вышло в свет первое полное издание его «Оккультной филосфии», а за пять лет до смерти Агриппа опубликовал другой свой трактат — «О недостоверности и тщете всех наук и искусств». Кроме того, оставалось всего тридцать лет до первого издания более прикладной «Четвертой книги оккультной философии». По поводу «Четвертой книги» до сих пор спорят, действительно ли ее написал сам Агриппа; так или иначе, в самом тексте авторство Агриппы приписывается лишь отдельным частям, причем именно тем, относительно которых это наименее вероятно. Ко времени эксперимента, проведенного Челлини, некоторые из этих сочинений уже распространялись в рукописном виде и почти наверняка были известны героям его повествования. Как мы вскоре убедимся, те формы церемониальной магии, которые описываются в перечисленных трактатах, действительно применялись в тот период на практике. Особого внимания заслуживает тот факт, что сицилианский некромант, как и Агриппа, был хорошо знаком с античной литературой. Важность классического образования обычно недооценивается в гримуарах, не говоря уже о современных интерпретациях с их гипертрофированной зависимостью от каббалы. В Средние века и эпоху Возрождения магические практики, восходящие к языческой древности, вызывали большие подозрения («кто читает по-гречески, тот впадает в ересь»), а потому авторы гримуаров обычно замалчивали или отрицали влияние античности. Но, тем не менее, оно присутствовало и оставалось очень мощным. И в свете этой античной подоплеки место для некромантического эксперимента было выбрано весьма удачно:
Раз как-то вечером сказанный священник снарядился и сказал мне, чтобы я приискал товарища, а то и двоих. Я позвал Винченцио Ромоли, большого моего друга, а сам он привел с собой одного пистойца, каковой точно так же занимался некромантией. Мы отправились в Кулизей[2], и там священник, нарядившись по способу некромантов, принялся чертить круги на земле, с самыми чудесными церемониями, какие только можно вообразить; и он велел нам принести с собой драгоценные курения и огонь, а также зловонные курения. Когда он был готов, он сделал в кругу ворота; и, взяв нас за руку, одного за другим поставил нас в круг; затем распределил обязанности; пентакул[3] он дал в руки этому другому своему товарищу некроманту, остальным велел смотреть за огнем и курениями; затем приступил к заклинаниям.
С уверенностью определить, каким именно гримуаром руководствовался некромант, мы не можем. Одного лишь свидетельства о том, что магический круг вычерчивался по какой-то сложной методике, здесь недостаточно. Впрочем, не исключено, что использовался круг из «Гептамерона»: в Италии этот трактат стал доступен в 1496 году, а в рукописном виде, вероятно, еще раньше. По крайней мере, правила построения кругов, изложенные в «Гепатмероне», действительно сложны и подробны, но все-таки надежных подтверждений тому, что использовалась именно эта методика, в тексте не находится.
Требование привести с собой «товарища» характерно для «Ключа Соломона», однако способ применения асафетиды в описываемом ритуале, как мы увидим, не имеет ничего общего с тем, который предписывается в «Ключе». Особый интерес у меня вызывает упоминание об «огне». Судя по всему, подразумевается огонь довольно заметных или даже внушительных размеров, служивший в ходе ритуала единственным источником света. Эта деталь хорошо согласуется с такими текстами, как «Истинный гримуар» и «Великий гримуар». Последние нередко сбрасывают со счетов как полушарлатанские и слишком поздние, но на самом деле в них сохранились следы аутентичных традиций, отсутствующие в «Ключе» и других не столь откровенно «демонических» гримуарах. С другой стороны, «Гептамерон» предписывает использовать одну-единственную кадильницу, которая тоже именуется «огнем». Однако работа с целым комплексом различных курений снова приводит на память «Истинный гримуар» и заставляет забыть о «Гептамероне», в котором каждому дню недели ставится в соответствие одно-единственное благовоние. Судя по описаниям, а иногда и по иллюстрациям, встречающимся в разных гримуарах, этот «огонь» или одинокая кадильница представляли собой то, что мы с вами назвали бы жаровней. Стоит отметить, что эта деталь бережно сохраняется не только в «Истинном гримуаре», но и в других французских магических руководствах позднего периода.
Длилась эта штука полтора с лишним часа; явилось несколько легионов, так что Кулизей был весь переполнен. Я, который следил за драгоценными курениями, когда священник увидел, что их такое множество, он обернулся ко мне и сказал: «Бенвенуто, попроси их о чем-нибудь». Я сказал, чтобы они сделали так, чтобы я был опять со своей Анджеликой, сицилианкой. В эту ночь нам никакого ответа не было; но я получил превеликое удовлетворение в том, чего ожидал от такого дела.
Под «этой штукой», очевидно, подразумевается сооружение круга и чтение заклинаний. Современные церемонии зачастую длятся не так долго и, скажем прямо, это не лучшим образом сказывается на их эффективности. Предварительные изгнания и инвокации, рекомендованные магами XIX века, занимают от силы половину указанного времени.
Обратите внимание также на то, что здесь ни единым словом не упоминается о треугольнике как области манифестации духов за пределами круга. На вопрос о том, так уж ли необходимо это дополнительное приспособление для эвокации, разные гримуары отвечают по-разному. В своей нынешней форме концепция магического треугольника восходит к замечанию Вейера, разработанному в «Гоэтии царя Соломона», и большинство современных магов принимают ее как данность. Но треугольник рассчитан, в лучшем случае, на манифестацию одной сущности человеческих пропорций, и какой от него может быть прок, когда на зов заклинателя являются легионы духов, совершенно непонятно.
Некромант сказал, что нам необходимо сходить туда еще раз и что я буду удовлетворен во всем, чего прошу, но что он хочет, чтобы я привел с собой невинного мальчика. Я взял одного своего ученика, которому было лет двенадцать, и снова позвал с собой этого сказанного Винченцио Ромоли; а так как был у нас близкий приятель, некий Аньолино Гадди, то также и его мы повели на это дело.
Участие ребенка-ясновидящего — характерная особенность многих операций, описанных в греческих магических папирусах. На основе этого приема впоследствии развилась методика прорицания, известная как «искусство армаделя», — очень влиятельная и описанная во многих гримуарах. Подробный рассказ об этой разновидности магических операций можно найти в моем издании «Истинного гримуара». Здесь же достаточно сказать, что ритуал этот, несомненно, имеет древнее происхождение и свидетельствует о том, что у методов, описанных в гримуарах, имелись дохристианские прототипы.
Когда мы пришли на назначенное место, некромант, сделав те же свои приготовления тем же и даже еще более удивительным образом, поставил нас в круг, каковой он снова сделал с самым изумительным искусством и с самыми изумительными церемониями; затем этому моему Винченцио он поручил заботу о курениях и об огне; взял ее на себя также и сказанный Аньолино Гадди; затем мне он дал в руки пентакул, каковой он мне сказал, чтобы я его поворачивал сообразно местам, куда он мне укажет, а под пентакулом у меня стоял этот мальчуган, мой ученик.
Здесь особый интерес представляет использование пентакля: во многих гримуарах подробно рассказывается, как изготовить это магическое орудие или как оно должно выглядеть, но четких указаний по его применению не дается. «Истинный гримуар» рекомендует расположить четыре «пентакля Соломона» по четырем сторонам света. В «Ключе Соломона» приводятся изображения различных пентаклей, которые маг должен носить на шее под покровом и демонстрировать духам по мере необходимости. Судя по всему, описанная здесь процедура совмещает оба подхода и отражает в себе старинные легенды о печати или пентакле Соломона. Методика, приведенная в «Ключе Соломона», по всей вероятности, возникла гораздо позже, когда вместо единой и пригодной на все случаи жизни печати Соломона стали использовать множество сложных и узкоспециализированных пентаклей.
Начал некромант творить эти ужаснейшие заклинания, призывая поименно великое множество этих самых демонов, начальников этих легионов, и приказывал им силой и властью Бога несотворенного, живого и вечного, на еврейском языке, а также немало на греческом и латинском; так что в короткий промежуток весь Кулизей наполнился в сто раз больше, нежели они то учинили в тот первый раз. Винченцио Ромоли разводил огонь, вместе с этим сказанным Аньолино, и великое множество драгоценных курений. Я, по совету некроманта, снова попросил, чтобы мне можно было быть с Анджеликой. Обернувшись ко мне, некромант сказал: «Слышишь, что они сказали? Что не пройдет и месяца, как ты будешь там, где она». И снова прибавил, что просит меня, чтобы я у него держался твердо, потому что легионов в тысячу раз больше, чем он вызывал, и что они самые что ни на есть опасные; и так как они установили то, о чем я просил, то необходимо их улестить и потихоньку их отпустить.
Фраза «силой и властью Бога» схоже с выражениями из гримуара под названием «Ars Notoria» («Искусство письмен»), но поскольку подобные же выражения встречаются и в «Ключе», можно предположить, что это более или менее стандартная формулировка. Из текста явствует, что духи ответили на вопрос некроманта должным образом, и тот, хоть был испуган, благополучно добился этого безо всяких угроз и проклятий.
С другой стороны мальчик, который стоял под пентакулом, в превеликом испуге говорил, что в этом месте миллион свирепейших людей, каковые все нам грозят; потом он сказал, что появилось четыре непомерных великана, каковые вооружены и показывают вид, что хотят войти к нам. Тем временем некромант, который дрожал от страха, старался, мягким и тихим образом, как только мог, отпустить их. Винченцио Ромоли, который дрожал, как хворостинка, хлопотал над курениями. Я, который боялся столько же, сколько и они, старался этого не показывать и всем придавал изумительнейшего духу; но я считал себя наверняка мертвым, из-за страха, какой я видел в некроманте. Мальчик спрятал голову между колен, говоря: «Я хочу умереть так, потому что нам пришла смерть». Я снова сказал мальчику: «Эти твари все ниже нас, и то, что ты видишь, — только дым и тень; так что подыми глаза». Когда он поднял глаза, он опять сказал: «Весь Кулизей горит, и огонь идет на нас». И, закрыв лицо руками, снова сказал, что ему пришла смерть и что он не хочет больше смотреть.
Обратите внимание, что мальчик-ясновидец в этом ритуале стоит под пентаклем. Из этого следует, что пентакль носит защитный характер и что Челлини не переносил его в те или иные части круга, а только поворачивал в указанную некромантом сторону. Создается впечатление, что пентакль был достаточно большим — возможно, его даже приходилось держать обеими руками. Скорее всего, он представлял собой печать, начерченную на девственном пергаменте, как то предписывается во многих гримуарах. Не следует забывать, что в магии подобного рода девственный пергамент играет очень важную роль и что изготавливали его из шкуры жертвенного козленка или ягненка. Таким образом, пентакль, изображенный на девственном пергаменте, восходит к глубокой древности, о чем мы поговорим подробнее в книге II.
Скиннер и Рэнкин предполагают, что «четыре непомерных великана», которые наверняка стояли не в одном месте, а в разных точках, — это не кто иные, как Короли четырех сторон света, часто упоминающиеся в гоэтических текстах. В ходе церемонии Челлини заявляет, что духи ниже человека, которому, согласно святому писанию, отведена в Господнем замысле особая роль. Но в контексте происходящего это заявление отдает бравадой и выражает не столько твердую убежденность в сказанном, сколько стремление вдохнуть отвагу в других участников ритуала.
Некромант воззвал ко мне, прося меня, чтобы я держался твердо и чтобы я велел покурить цафетикой[4]; и вот, обернувшись к Винченцио Ромоли, я сказал, чтобы он живо покурил цафетикой. Пока я так говорил, взглянув на Аньолино Галди, каковой до того перепугался, что свет очей вылез у него на лоб, и он был почти вовсе мертв, каковому я сказал: «Аньоло, в таких местах надо не бояться, а надо стараться и помогать себе; поэтому подбросьте живее этой цафетики». Сказанный Аньоло, чуть хотел тронуться, издал громогласную пальбу с таким изобилием кала, каковое возмогло много больше, нежели цафетика. Мальчик, при этой великой вони и при этом треске приподняв лицо, слыша, что я посмеиваюсь, успокоив немного страх, сказал, что они начали удаляться с великой поспешностью.
Применение асафетиды в качестве изгоняющего средства известно и по другим источникам, но его следует отличать от применения в процедурах, описанных в «Ключе Соломона» и в «Гоэтии царя Соломона». В обоих этих текстах асафетида используется как последнее средство принуждения, чтобы заставить непокорного духа явиться перед заклинателем. Здесь же зловонные запахи находят гораздо более простое и естественное применение — как средства, заставляющие духов удалиться.
Так мы пробыли до тех пор, пока не начали звонить к утрене. Мальчик опять нам сказал, что их осталось немного, и поодаль. Когда некромант учинил весь остаток своих церемоний, разоблачился и забрал большую кипу книг, которые приносил с собой, мы все вместе с ним вышли из круга, теснясь друг к дружке, особенно мальчик, который поместился посередине и держал некроманта за рясу, а меня за плащ; и все время, пока мы шли к себе по домам в Банки, он нам говорил, что двое из тех, которых он видел в Кулизее, идут перед нами вприпрыжку, то бегом по крышам, то по земле.
Под утреней здесь может пониматься как полночный, так и предрассветный час. Очень любопытно, что некромант принес с собой не один какой-то гримуар, а «большую кипу книг». Этим объясняются многие особенности описанного обряда — например, чтение заклинаний на разных языках. Некоторые современные маги, склонные к пуризму, рассматривают каждый отдельный гримуар как «вещь в себе». Такой страх перед «эклектикой» и отказ от любого практического или теоретического сочетания различных источников прямо противоположен методике, по которой работал реальный маг эпохи Возрождения, описанный в книге Челлини.
Очевидно, что этот некромант провел все необходимые обряды отпущения («разрешения удалиться»), но, тем не менее, некоторые духи не ушли и после того, как операторы покинули круг. Это обстоятельство, опять-таки, вступает в противоречие с обычным для гримуаров предписанием не выходить из круга, пока не будет полной уверенности в том, что духи удалились. Можно предположить, что духи, «бежавшие вприпрыжку» перед некромантом и его спутниками на обратном пути, относились уже к не столь опасной категории. В любом случае, в постритуальных видениях такого рода нет ничего необычного, так что вышеупомянутое предписание из гримуаров следует признать излишне механистическим.
Некромант говорил, что, сколько раз он ни вступал в круги, еще ни разу с ним не бывало такого великого дела, и убеждал меня, чтобы я согласился заклясть вместе с ним книгу, из чего мы извлечем бесконечное богатство, потому что мы потребуем у демонов, чтобы они указали нам клады, каковыми полна земля, и таким образом мы станем пребогаты; а что эти любовные дела суета и вздор, каковые ничего не стоят. Я ему сказал, что, если бы я знал латынь, я бы весьма охотно это сделал. Но он меня убеждал, говоря мне, что латынь мне ни к чему не нужна и что, если бы он захотел, он нашел бы многих с хорошей латынью; но что он никогда не встречал никого с таким стойким духом, как у меня, и что я должен придержаться его совета. За такими разговорами мы пришли к своим домам, и каждому из нас всю эту ночь снились дьяволы.
Потом мы виделись изо дня в день, и некромант меня понуждал, что я должен взяться за это предприятие; поэтому я его спросил, сколько на это дело потребуется времени и куда нам придется отправиться. На это он мне ответил, что с этим предприятием мы покончим меньше чем в месяц и что самое подходящее место — это в горах около Норчи; правда, один его учитель заклинал здесь поблизости, в местечке, называемом Бадиа ди Фарфа; но что там у него были кое-какие затруднения, каковых не будет в горах около Норчи; и что эти норчинские крестьяне люди верные и имеют кое-какой опыт в этом деле, так что в случае надобности могут оказать удивительную помощь.
Как будет показано впоследствии, местность, о которой говорит некромант, была средоточием языческих пережитков и связанных с ними народных обычаев. Последние сами по себе представляют огромный интерес. И особенно важно то, что в этих обычаях находились точки соприкосновения с иудео-христианской магией гримуаров — достоянием образованных священников. Зачастую высказывается мнение, будто вся магия гримуаров христианизирована и представляет собой «подпольные» магические практики духовенства (переработки методов экзорцизма и так далее). Сторонники такой точки зрения противопоставляют эту церковную магию народной, проводя между ними те или иные произвольные разграничения. В результате цепочка аргументов замыкается в круг: любой магический текст, не удовлетворяющий этому определению, зачисляют в категорию «псевдогримуаров». На самом же деле фольклорные элементы присутствуют в той или иной степени почти всех гримуарах, и не исключено, что наиболее репрезентативны именно те гримуары, в которых народная составляющая выражена ярче.
Этот священник-некромант несомненнейше до того убедил меня, что я охотно расположился это сделать, но я говорил, что хочу раньше кончить эти медали, которые я делал для папы, и сказанному я сообщил, и никому другому, прося его, чтобы он хранил мне их в тайне. Однако я постоянно его спрашивал, верит ли он, что в этот срок я должен встретиться с моей Анджеликой, сицилианкой, и, видя, что время очень близится, мне казалось очень удивительным делом, что про нее ничего не слышно. Некромант мне говорил, что я наверное окажусь там, где она, потому что они никогда не обманывают, когда обещают так, как сделали тогда; но чтобы я держал глаза открытыми и остерегался беды, которая со мной в этих обстоятельствах может случиться, и чтобы я принудил себя перенести нечто противное моей природе, потому что в ней он усматривает превеликую опасность; и что благо мне будет, если я уеду с ним заклинать книгу, потому что таким путем эта моя великая опасность минует и я буду причиной того, что мы с ним станем пресчастливы…
На этом приключения Челлини с некромантом завершаются. Его действительно чуть не постигла великая беда, как и предсказывал некромант; ювелиру пришлось бежать из города, и в результате он неожиданно — и в назначенный духами срок — воссоединился со своей сицилианкой Анджеликой. Более никаких упоминаний о некроманте в книге не встречается, и можно только предположить, что тот отправился в Норчи один. Как ни досадно, Челлини так и не довелось освятить Книгу Духов и поделиться с нами впечатлениями еще об одной операции. Зато мы с вами рано или поздно отправимся на гору Сивиллы, чтобы освятить нашу собственную магическую книгу… но прежде нам предстоит другое важное путешествие.
Перевод с англ. Анны Блейз
